Спектакль для семейного просмотра, «для взрослых, для взрослых детей и для детей, готовых размышлять как взрослые». Вот кому, по определению режиссера Яны Туминой, адресована ее новая постановка, дебютная на сцене Малого драматического театра, под названием «Где нет зимы». В ее основе – документально-магическая книга Дины Сабитовой.  Честный, без сюсюканья и игрушечных упрощений разговор о детях, которым приходится быстро повзрослеть, когда они теряют родственников, об одиночестве и беззащитности, о потере и, все-таки, обретении. Корреспондент телеканала «Санкт-Петербург» Вячеслав Резаков побывал на премьере спектакля.

Силуэт крыши. Из привычного, сложенного домиком, стропила переламываются в птичий размах. Не то скрип старых половиц, не то крик чаек. Но как бы ни складывались обстоятельства жизни, дом не опускает «руки» над головами живущей под его кровом семьи. Магический реализм над сценой взрослые воспримут как метафору, дети не забывают своего ощущения чуда. Так или иначе, благословляющая сень ни на минуту не покидает двух детей – Пашу и Гуль. Здесь они живут с родными. Здесь внезапно полностью осиротеют, лишь здесь найдут новую семью. По сути, эта сюжетная перипетия остается сказочной для ребенка. В обычном сегодня благополучии сиротство – скорее как полынный вкус от андерсеновских сказок, часть образа Гарри Поттера, чем обстоятельство жизни.

Главный герой здесь почти не видим, мало слышим, вернее – трудно ощутим. Его обозначить могут только населяющие люди. Только люди. Говорящая кукла – даже в тексте одна из главных героинь – здесь вполне  живая и настоящая. Для Яны Туминой, известной своими мастерскими работами в предметном театре, кажется странным отступление от привычных правил. На этот раз предмет своего внимания режиссер распахивает во весь объем сцены, обычных  кукольных размеров становятся реальные живые люди, населяющие дом. Он живой, он дышит. Его легкие раздувают рабочие сцены. Изменяя стреловидность крыльев-стропил, рабочие сцены – словно античные гении места, роль которых приглядывают за живыми вместе с куклой Лялькой и домовым Аристархом Модестовичем.

Сам старый дом, пахнущий солнечным садом, горькой чердачной пылью и подвальной сыростью – понятие уже сказочное для многих взрослых. Как прабабушкин уже атрибут – шкатулки с россыпями пуговиц, катушек и подвздошьем крышки с воткнутой штопальной иглой. Мать и бабушка, ушедшие в фото на стене, лоскутная кукла и запечный домовой становятся символами утраченного. Больше чем дома, скорее всего того, что оставляет за спиной герой любого романа взросления. Как в сказке, так в жизни сталкиваясь с подлинными ее вызовами пунктиром.

Все это знакомо. Как сказка. Как жизнь. Известно, что историй всего четыре, и одна из них – о возвращении домой. Странно, дом становится все абстрактнее. Как понятие, но историям о бесприютности нет конца. Чем старше становимся, тем ближе сердцу сказки о чувстве, так непохожем на счастье. Кому довелось его пережить, путаясь в словах, говорят: оно похоже сразу на удивление, обиду и смех. Облегчение человека, очнувшегося от липкого хмурого сна в радости солнечного утра. Там, где нет зимы – как поют в старом танго. Где сбудется радость счастливых снов.