Исаака Дунаевского называли и красным Моцартом, и русским Гершвином, и советским Штраусом. А сам он ни с кем себя не сравнивал, зато придумал забавное прозвище — «витометр», от итальянского слова «вита», то есть жизнь. Дунаевский и в самом деле добивался, чего хотел. Так и не вступив в партию, он дважды получил Сталинскую премию. Но только близкие знали, чего это стоило композитору.
Исаак ДУНАЕВСКИЙ:  Я «благополучный человек», имеющий в жизни всё, что может иметь человек: славу, деньги, положение… Да, я благополучно сижу на пороховой бочке… Удивительные способности мои к подобной жизни зиждятся на моем неиссякаемом оптимизме… А знание людей, с которыми приходится сталкиваться, порождает умение лавировать среди разных бурь и подводных рифов.
Лавировать Дунаевскому и в самом деле удавалось мастерски. Но одно дело убедить начальство, что не можешь увлечься сюжетом балета, в котором героиня объясняется в любви комбайну, а другое — написать откровенно плохую песню о Сталине! Но обошлось. «Пусть пишет для народа, а не для товарища Сталина», — вождь не любил, но ценил своего «короля маршей».
Каждое утро страна просыпалась под песню, ставшую неофициальным гимном Советского Союза. Вспоминая свое детство, писатель Виктор Астафьев назвал её ежеутренней молитвой, звучавшей кощунственно на фоне бараков ссыльных. Но, что бы ни говорили о Дунаевском, он был искренен, когда писал свою музыку во славу молодой страны.
Исаак ДУНАЕВСКИЙ:  Разве я выдумал бодрость, эту силу, эту радость? Ведь я её вижу вокруг…
Как-то классик советского кино Иван Пырьев, пожалуй, с затаённой грустью заметил, что спустя десятилетия фильмы состарятся и исчезнут, а лучшие песни навсегда войдут в народ, станут его фольклором. И ведь так и случилось. Впрочем, автору жизнеутверждающих шлягеров этого было мало.
Исаак ДУНАЕВСКИЙ:  Как будто людям вставили новые сердца, каменные или стальные. Как будто вместо нервов людям прицепили канаты. Все былые радости, все былые привязанности куда-то ушли вглубь или исчезли со старыми, ставшими непригодными сердцами.
Не правы были, кто считали, что Дунаевский вошёл в историю лишь как автор песен, а не мастер симфоний. Он сделал главное — подарил народу надежду.
