В наши «инстаграмные» времена как-то даже неловко напоминать, что жить – значит быть воспринимаемым. Судить обо всех (даже о себе) по фотографиям – общая привычка. Заданная нам великими примерами, оставшимися в общей памяти портретов. Скажем, само имя рождает тот снимок, на котором Мэрилин Монро удерживает подол задирающейся юбки. Самый известный портрет Эйнштейна – с языком, а не тот, где он пишет Е=МС2. 

Самый знаменитый фотопортрет ХХ века – Че Гевара в берете со звездой. Твердый взгляд – уже больше, чем он; больше чем революция – я всегда буду против. Наш великий революционер с фото Моисея Наппельбаума не так красив. Спокойный и серьезный взгляд человека в моем детстве был известен всем. Сейчас фотография существует в виде мотиваторов, которые сопровождает надписями вроде: «И как вам живется без советской власти?». Не очень, я думаю, важно: отражают ли работы мастера всю противоречивость запечатленных им великих фигур? Был ли Мейерхольд столь демоничен? Анна Ахматова была воздушна. Художник, рисующий светом на фотопленке. На выставке «Портрет Эпохи» побывала корреспондент телеканала «Санкт-Петербург» Александра Мымрина.

Анна Ахматова и Галина Уланова, Владимир Татлин и Отто Шмидт. Стены KGallery как страницы учебника по истории, литературе, науке и искусству нашей страны начала ХХ века. А написал эту историю один человек – фотограф Моисей Наппельбаум. Мальчик, родившийся за чертой оседлости в небогатой еврейской семье и прошедший путь от провинциального копировщика до портретиста первых лиц государства. О таком сегодня бы сказали: сделал себя сам. 

Майя Кацнельсон, куратор выставки:
«Моисей Наппельбаум – это основатель не только художественного, но и психологического фотопортрета. Благодаря ему фотопортрет перестал считаться исключительно ремеслом и перешел в ранг искусства. Он первым отказался от всей бутафории в кадре, от садовых скамеек. Ему казалось это дурным вкусом. И он начал экспериментировать со светом. Художником, которым он восхищался, у которого учился, был Рембрандт. Он считал его богом светописи. И в своих работах старался раскрыть самые глубинные черты человека». 
Эрик Наппельбаум, внук фотографа Моисея Наппельбаума: 
«Кроме всего прочего, он был очень деспотичный фотограф. Он сажал человека, говорил, как поставить руки. Когда он фотографировал Крупскую, не самую великую женщину, но очень влиятельную между аппаратом и местом, где она сидела – метров десять. Он выходил, усаживал ее, и за время, пока он возвращался, меняла положение. И так далее. В какой-то момент он повернулся к ней и сказал: «Деточка, не балуйтесь!». Ей было лет 70 с лишним. Она послушалась. Его слушались все». 

История в лицах – способ разговора со зрителем наглядный. Здесь составлен не просто «Портрет эпохи», как озаглавлена выставка, но и ее нерв, эмоция, не прочесть которые невозможно. Мрачный, даже не смотрящий в кадр – это Есенин незадолго до смерти. Скончавшийся поэт – тоже снимок Наппельбаума. А вот этот портрет Бориса Пастернака – пройдут годы, и он также подвергнется травле, как и сам писатель. 

Эрик Наппельбаум, внук фотографа Моисея Наппельбаума: 
«В первую очередь он был ремесленник, он не ждал, когда к нему придет Татлин или Шостакович. Или еще кто-нибудь. Он снимал практически непрерывно почти 95 лет. Когда он перестал снимать? Он же не с телефона снимал. Огромная деревянная камера, ему стало просто трудно, и дети уговорили его перестать. И те два года, что он прожил без этого, было обрушение личности. В 95 лет он был еще молодым человеком, а в 97 – уже глубоким стариком». 

«Прошлое человека, его мысли, взгляды на жизнь, отношение к людям – все это оставляет отпечаток на его лице. А умеющий да читает». Вот формула, выведенная Моисеем Наппельбаумом. Она же и призыв к действию, к каждому, кто захочет прочесть «Портрет эпохи».