В постели с… шедевром. Новая музейная мода – назовём это условно «культурные ночёвки» – набирает всё большие обороты на лучших выставочных площадках мира.

Пустынные залы, приглушённый свет – ничто не отвлекает от главного. Так к примеру, в Штатах, в Музее изобразительных искусств Виргинии, можно будет переночевать внутри картины Эдварда Хоппера. Для этого создадут трёхмерную модель полотна «Западный мотель».

Модный тренд поддерживают и у нас. Недавно ночную акцию проводили в Музее уличного искусства, а 24 августа поспать и «окультуриться» можно будет в Манеже. Жаль, таких мероприятий не устраивает Русский музей. Ведь на выставке Константина Сомова, «художника радуг и поцелуев», можно было бы провести небезынтересную ночь. Думаю, побывавшая там Дарья Патрина со мной бы согласилась.

В конце 1923 года он покинул Россию, чтобы сопровождать выставку русских художников в Нью-Йорке. На Родину не вернулся. Но замолчать его имя даже в СССР было невозможно – работы Константина Сомова представлены в основных экспозициях и Русского, и Тертьяковки. И всё же последняя персональная выставка художника в Русском музее была полвека назад. Сейчас как будто реванш. Произведения из крупнейших российских собраний и частных коллекций: живопись, рисунки, книжная графика и даже фарфор. Всё, чтобы представить творчество Сомова максимально объемно.

Художник свиданий, сновидений, радуг и поцелуев. Сомов не боялся сюжетных повторов. В его исполнении повторы не скучны. Он мастер интонации, деталей, нюансов, изящного жеста, красивой позы. Да, театрально, но часто в этом ирония. Да, что-то надуманно, но никогда не лишено природного естества. Его «пассеизм» — увлечение «галантным» XVIII веком: кринолины, парики, фижмы. Мотивы карнавала и «беззаботного рококо». Его отец служил хранителем Императорского Эрмитажа. В домашней коллекции живописи были Федотов, Франческо Гварди и малые голландцы. Рисовать Константин Сомов начал рано. Позже стал учеником Репина. Впрочем, учитель не имел на него большого влияния. Как художник Сомов сформировался в среде ровесников-декадентов. И, конечно, сразу, с момента основания, стал активным участником «Мира искусства».

Прекрасный рисовальщик и книжный график. Современники называли его «виньетистом». На выставку в Русский музей из Третьяковской галереи приехали удивительные сомовские миниатюры. И впервые посетители могут целиком пролистать большой вариант знаменитой «Книги маркизы», изданный в 1918-м, сразу ставший и библиографической редкостью, и скандалом. Такого эротического накала российская книжная графика еще не знала. А Сомов просто развивал излюбленную тему.

Период «томящихся маркиз» и «возбужденных кавалеров» у Сомова, кажется, не прекращался. Но, как писал Петров-Водкин: «Прошлое здесь лишь для того, чтобы от него рикошетом возникло современное». Сомов будто прошел в распахнутом пальто через выпавшее ему время: революцию 1905-го, Первую мировую, Октябрьский переворот, Гражданскую войну. И ни разу не изменил пристрастиям. Его творчество – изящное отражение российской Belle epouqe,  даже после того, как она завершилась.

Но рядом с сюжетами из галантного века – прекрасная портретная галерея сомовских современников. Блок, Лансере, Добужинский, Рахманинов. И нежные женские образы. Впрочем, вся живопись Сомова камерна. И не случайно он любим коллекционерами. В начале ХХ века его работы покупал Иван Морозов, в начале нулевых произведения Сомова аукционного дома «Кристис», породив еще одну легенду о его творчестве.

О Константине Сомове сложился стереотип: художник хрупкий, салонный. Но если обратиться к его дневникам, то понимаешь: Сомов от простой легковесности был далёк. На этих страницах – человек едкий, временами злой, рефлексирующий. Потому, покинув Петроград в 1923-м, о возвращении на родину больше и не думал.