Чему нас должен научить пожар в столице Франции? И какие выводы мы должны сделать, чтобы сохранить наши отечественные архитектурные шедевры? Репортаж Евгении Альтфельд.

2019 год — Париж. 2006 год — Петербург. 2 кадра, так трагически похожих — напоминание о том, что беда может случиться в любом городе, в любой стране.

Люди останавливаются у фрески. Это шанс сфотографироваться хотя бы с изображением собора. Охваченный огнем Нотр-Дам никого не оставил равнодушным. Пользователи соцсетей размещали на страницах свои снимки католического храма. Эрмитаж приспустил флаг над зданием, Петергоф  опубликовал стихи Гумилева, подписав хештегом: #МолитесьЗаНотрДам.

Где пел Гюго, где жил Вольтер,
Страдал Бодлер, богов товарищ,
Там не посмеет изувер
Плясать на зареве пожарищ.

Стихотворение, написанное сто лет назад, оказалось пророческим. Образ Нотр-Дама был близок петербургским людям искусства. От поэтов до художников. Вот, например, картина Петрова-Водкина.

У петербургского француза Эдгар Себержера особые отношения с Нотр-Дамом. Эдгар говорит, что парижане не ходят в собор, много туристов. Но в его жизни он занимает важное место.

Эдгар Себержер, директор Союза французов за границей в Санкт-Петербурге: «Это единственный монумент, на который нельзя перестать смотреть. У меня самое большое воспоминание о Нотр-Даме, когда мне было 12 лет, у меня была возможность пройти стажировку, и я там работал фотографом. И у меня был шанс подняться на крышу и сделать фотографии потому, что никто не может туда пойти».

Мы встретились с Эдгаром в церкви Анненкирхе, она полностью сгорела 17 лет назад. И может только мечтать о миллионах, собранных для Нотр Дама в считанные часы. За 17 лет у старейшей лютеранской церкви Петербурга восстановили только фасад, внутри все так, будто огонь бушевал еще вчера. Но богослужения здесь проводят, нам даже удалось послушать, как играет орган.

Воссоздавать интерьеры Анненкирхе не будут, оставят все как есть. Обугленные своды стали новой историей храма. Его лишь законсервируют, чтобы не разрушался дальше, что полностью соответствует Венецианской хартии реставраторов от 1962 года, которую подписала и Россия.

По логике хартии, говорит главный архитектор Петергофа Сергей Павлов, воссоздавать и шпиль Нотр-Дама — не нужно. Но единого мнения, конечно, нет. Хартию подписали спустя 20 лет после Великой Отечественной войны, когда все силы советских реставраторов бросили на воссоздание Петергофа. От него остались только руины. Говоря о пожаре в Париже,  трагедии не сопоставимые по своему масштабу.

Сергей Павлов, главный архитектор ГМЗ Петергоф: «Послевоенный пафос позволял, мы должны были сами себе доказать — мы живы.  Дворец был разрушен и то, что вы видите у меня за спиной — это памятник послевоенной ленинградской школе реставрации. Если бы это произошло сейчас, в той же ситуации, как в Париже, как бы это решалось — непонятно». 

Петербургские архитектурные ценности под угрозой и в наши дни. 2001 год — от новогодней петарды зажегся рекламный щит у колесницы арки Главного штаба. 2006 год — загорелся купол Троицкого собора, который был на реставрации — как и парижский Нотр Дам. Купол сложной деревянной конструкции, простоявший 170 лет, рухнул вниз.

Нина Шангина, председатель совета Союза реставраторов Санкт-Петербург: «После пожара кирпич был оплавлен, но не обрушился, несмотря на такие высокие температуры, и это доказывает, как хорошо сложен был этот свод. Такие нагрузки он выдержал и не разрушился. Сейчас мы видим эту красоту, а после пожара все черное было».

Перед реставраторами стоял сложный вопрос — из какого материала делать новую конструкцию купола: дерево, металл… Андрей Михайличенко стал автором концепции, с которой согласились все.

Андрей Михайличенко, реставратор: «Мы в качестве альтернативы предложили клееные деревянные конструкции, которые быстро изготавливаются, легко монтируются. Даже металл горит при определенных условиях, но она менее подвержена по сравнению с обычным деревом».

Троицкий собор, как и парижский, сгорел во время реставрации, особый период риска, когда может произойти что угодно.

Южный неф Исаакиевского собора, где реставрируют монументальную живопись. Лабиринт лесов. Но на каждом ярусе по несколько огнетушителей, 360 датчиков огня по периметру здания, система оповещения, тотальный контроль за безопасностью.

Ольга Шемет, начальник отдела пожарной безопасности музея-памятника Исаакиевского собора: «Даже если будет здесь возгорание, то леса не загорятся. Древесина подвержена глубокой пропитке. Также есть противопожарное полотно. На случай пожара, огонь накрывается и гаснет».

Исаакиевский собор полностью сложен из камня, гореть по сути нечему. А вот уникальные памятники деревянного зодчества, беззащитны. 2018 год. Пожар полностью уничтожил церковь Успения 18 века в Карелии.

Плач по далекому Нотр Даму заставил многих вспомнить о судьбе российских утраченных храмов, что отметили те, кто понимает их истинную ценность. Как художник Михаил Шемякин, который как раз сейчас находится во Франции.

Михаил Шемякин, художник: «Моя память воскрешает те минуты, когда взрывали соборы у нас, сколько было уничтожено святынь. Если их собрать вместе, то Нотр-Дам покажется не очень большим печальным событием».

Нотр-Даму готов помочь весь мир. И уже очевидно, что он не будет нуждаться в дополнительных инвестициях. В отличие от многих российских храмов. Не таких известных, но не менее важных для российской истории. Как, например, церковь в карельской Кондопоге. И если за два дня на реставрацию Нотр-Дама собрали миллиард евро, то на возрождение уникальной деревянной церкви 16 века в Кондопоге нашли 6,5 миллионов рублей. По нынешнему курсу — всего 90 тысяч евро.