Теоретик музыки Теодор Адорно говорил: «После Освенцима нельзя писать стихи». Европейская культурная традиция –  путь последовательного опровержения этого утверждения.

Трагикомедия о холокосте – так звучал один из отзывов о европейской премьере пьесы «Фальшивая нота». Действительно, французский драматург Дидье Карон написал шлягер по всем театральным канонам. Так, чтобы и посмеяться, и погрустить, и поразмышлять над подлинно великой темой. Что-то вроде детектива, где два ярких персонажа то и дело обманывают ожидания зрителей, и над всем витает эхо минувшей войны, точнее – страшных событий в том самом Освенциме. Свое прочтение пьесы на сцене театра имени Ленсовета представил Владимир Петров. Злодея и жертву играют Артур Ваха и Семен Стругачев. Кто кого? Лично я убежден, что в театре людей удерживает нечто другое, чем интрига: кто же в итоге спустит курок. Поэтому скажу – из пистолета стрелять не будут. А вот центральным вопросом – нет, не про кощунство писать стихи – а про то, можно ли исполнять после Освенцима музыку, задавался Виктор Высоцкий.

В гримерку к известному дирижеру после концерта приходит почитатель его таланта. Разговор начинается с просьбы об автографе, а заканчивается разоблачением музыканта как бывшего наци в концлагере Аушвиц. Действие пьесы происходит накануне падения Берлинской стены, а вся проблематика произведения Дидье Карона представляется очередной попыткой наступить на больную послевоенную мозоль немецкого народа: «поскребите любого» и вы возможно обнаружите там нациста. Вопрос в том, зачем это здесь, сейчас и у нас? Как будто в нашей собственной истории никогда не было достаточно испытаний для совести. 

Оформление спектакля черно-белое. Языки на подвесах как клавиши рояля, черный фрак и белый халат дирижера – как две стороны его души. И контрастом к этой черно-белой симфонии выступает цепочка неоднозначных, не черно-белых ситуаций, когда бывший палач становится жертвой, бывшая жертва – палачом. Когда вроде бы наступившее раскаяние в содеянном в следующее мгновение сменяется раскаянием в раскаянии. 

Поле эмоционального напряжения в игре актеров колеблется между двумя главными полюсами –  унижением и униженностью. Зритель может также поколебаться в размышлении на тему: приходит ли герой Артура Вахи к осознанию собственной вины – вольной или невольной – или внутренне он оправдывает себя? 

Иной раз кажется, что в «Фальшивой ноте» Дидье Карон захотел высказаться сразу по всем волнующим его вопросам. Здесь и тема срока давности и меры ответственности, походя касается даже проблемы наличия зла в мире при допущении существовании Бога, а также делается выпад в сторону пресловутой немецкой добродетели – любви к точности. Ведь в предыстории пьесы дирижер убивает в лагере еврейского музыканта из-за одной фальшивой ноты в серенаде Моцарта. Что же все-таки главное во всем этом потоке проблем? 

Режиссер Владимир Петров избегает черно-белого в решении нравственных сложностей. Он уходит в этом настолько далеко, что даже испытывает затруднения с тем, на стороне какого героя он находится.