Как специалистам удаётся сберечь уникальные и, казалось бы, недолговечные экспонаты, и сможем ли мы когда-нибудь увидеть то, что скрыто? Репортаж Павла Никифорова.

Павел Никифоров, корреспондент: «Как мы себе представляем музейные запасники? Хранилища того же Эрмитажа? Пыльные, темные подвалы, до потолка сплошные стеллажи со скрытыми ото всех произведениями искусства, запах нафталина и лавирующие среди всего этого хранители, обязательно в синих халатах. Всё не так, причём принципиально не так. И чтобы показать, а как на самом деле — сначала спустимся вон туда, в служебные помещения Эрмитажа».

Хранитель фонда тканей Юлия Плотникова идёт по одному из служебных коридоров Зимнего дворца отлично ориентируясь в каком стеллаже убрана императорская одежда, в каком находятся шляпы Марии Федоровны, а в какой убрана обувь. Никакой пыли, темноты, и никаких синих халатов. А вот туфли последней четверти 18 века, времён Екатерины — есть. Да еще какие туфли!

Юлия Плотникова, хранитель фонда тканей Государственного Эрмитажа: «Фасон без задника, а дальше мы видим набойки 18 века, три гвоздя и сверху уже ничего не было. В таких туфлях она по городу не ходила, максимум по парку или по своему имению».

И эти туфли 18 века нам очень много говорят и о времени, и о технологиях, и даже о нравах эпохи Екатерины II. В этом суть хранения — не скрыть от глаз какой-то объект, а спрятать органическую ткань от ультрафиолета и насекомых. Если бы эти редкие туфли выставлялись в залах Эрмитажа, то они бы точно до нас не дошли, не сохранились бы. Как и шляпы, которые рассказывают нам даже о том, какое место занимал предреволюционный Петербург в мировой моде.

Юлия Плотникова, хранитель фонда тканей Государственного Эрмитажа: «Видите, здесь можно понять, кому принадлежала эта шляпа — здесь написана буква "Т", то есть это Татьяна Николаевна. Но в таких же шляпах была и Ольга, и Анастасия и Мария. Это европейский уровень, что касалось шляпников и портных. Это была Европа!».

Хранение — это не про «скрыть от глаз», а про «сохранить». Но даже в музейном хранении можно совершить революцию, что и сделали эрмитажные сотрудники в фондохранилище на Старой деревне. Сейчас идёт активная передача предметов искусства из запасников Зимнего в фонды на севере города. Ведь именно там, в современном и оборудованном здании, можно эти предметы хранить по-особому – открыто!

И вот пример этого открытого хранения, когда не предметы искусства под стеклянным колпаком или за ограждением, а когда посетители отделены от произведений стеклянной стеной. Это не только переворачивает привычное восприятие экспозиции, но и делает запасники открытыми для зрителей.

Нина Тарасова, хранитель коллекции костюма Государственного Эрмитажа: «Мне нравится, что вы подметили особенность нашего открытого хранения. Если честно, мне иногда кажется, когда я иду по этому коридору, что не я смотрю на костюмы, а они на меня смотрят. И в этих костюмах люди, и какую-то свою оценку дают. Задают вопросы, дают ответы. Удивительное чувство».

И это невозможно было бы увидеть и тем более прочувствовать без идеи открытого хранения. Более того, мы бы никогда не увидели своими глазами костюмы Петра Первого, если бы не подобный способ хранения. Одежде, которой триста лет сохраниться в таком состоянии в обычных музейных залах невозможно. А ведь эти костюмы рассказывают нам о самом Петре намного больше, чем тысячи страниц монографий и диссертаций. Например, что он был не таким уж аскетом, как мы думали.

Из трех миллионов произведений искусства Эрмитажа выставляются всего 30%. То есть, больше двух миллионов предметов находятся в запасниках и в этом фондохранилище. 70% коллекции не показывают. Вернее, не показывали. И вот конкретный пример. Палатка Эмира Бухарского, подаренная Александру Третьему в 1893 году. Спустя 125 лет после этого подарка палатку смогли впервые собрать и показать зрителям. Впервые! В залах Эрмитажа места не находилось, а собрать её в запасниках было невозможно.

Светлана Адаксина, главный хранитель Государственного Эрмитажа: «Это всё одна палатка. И её можно назвать архитектурным текстилем или текстильной архитектурой, как хотите. Потому, что это целый тканный домик и аналогов мы таким не знаем».

То есть, эту палатку не только впервые собрали — над чем, как говорят сотрудники, трудился целый отдельный отдел — но ей нет и аналогов в мире. И мы запросто могли это не увидеть. Поэтому, в начале репортажа, мы и сказали, что хранение — это не темные подвалы и закрытые стеллажи до потолка — хранение, по крайней мере, в нашем Эрмитаже — это уже совсем другое.

– Это такая эрмитажная находка — хранить, чтобы люди видели, или это прецедент абсолютно мировой?

Светлана Адаксина, главный хранитель Государственного Эрмитажа: «Нет, таких прецедентов мне неизвестно, чтобы в таком объеме выставляли фонды. Мы перевернули представление о фонда».

Это не попытка выделить Эрмитаж и его хранение на фоне других музеев, это попытка объяснить, что такое современное хранение и каким оно должны быть. Попытка объяснить, что два миллиона экспонатов в фондах тоже можно увидеть. Не все разом, но можно. И когда мы слышим, что из всей коллекции показывают только 30% – это значит только одно: другие 70% не скрывают, а хранят. Причем открыто.