В преддверии нового театрального сезона не все режиссеры готовы рассказывать о предстоящих постановках. Петербургский режиссер-экспериментатор Илья Мощицкий планами не делится. Говорит, боится спугнуть удачу. А вот про свои последние работы – «Холокост Кабаре» в Эрарте и «Летний день» в ТЮЗе – рассказывает с удовольствием. Виктория Зуева узнала, что такое современный театр, и почему работать на разных площадках – хорошо.
Виктория Зуева, корреспондент: «Илья, добрый день, сегодня будем говорить с вами про современный театр. Наверное, вам эта тема очень близка и знакома. Больше, чем другие темы. Что же такое современный театр и кто такой современный режиссер?»
Илья Мощицкий, театральный режиссер: «Современный театр – это многофункциональное, многоуровневое пространство, в общем-то, отражающее все существующее. Все, что туда попадает, находит там свое отражение, и через это отражение попадает в зрительный зал».
– Какое место в этом всем занимает современный режиссер?
– А современный режиссер – это как раз та мембрана, которая вибрирует на события, происходящие в мире, и эти вибрации, эти колебания передает актерам, художникам, неважно, тем людям, которых режиссер вовлекает в творческий процесс.
– Как вы оцениваете современных актеров, каким должен быть этот актер, на что он должен быть готов?
– Это человек максимально оснащенный, который знает и понимает, что входя в пространство современного театра, от него могут сегодня потребовать одного, завтра – кардинально другого, а послезавтра сказать – забудь, это вот вообще все не нужно, теперь мы работаем так, мир воспринимаем так, а театр – каждый режиссер по этому поводу выскажет свою точку зрения и, в общем, будет прав. Поэтому я думаю, что вот актер современный – человек максимально гибкий. То, что гибко – то нельзя сломать.
– Видимо настолько же гибкий, как и режиссер, вот на что он готов, чтоб зацепить зрителя?
– Дело в том, что нет такой задачи – зацепить, потому что мы же занимаемся в общем-то исследованием, каждый раз ныряем в какую-то тему, каждый раз, если мы будем ориентироваться на зрителя, мы в итоге не придем ни к какому результату, просто вообще ни к какому. Я думаю, надо делать так, как ты чувствуешь, а потом, потом искать того зрителя, который сходится с тобой вот в этом восприятии реальности. Так же откликается на реальность, как и ты.
– Какой главный вопрос ставит современный театр зрителю? Какой главный вопрос ставите вы в своих спектаклях?
– Вопросы всегда сводятся к одному какому-то перечню глобальному. О попытке препарировать сегодняшнюю реальность, попытке найти свое место в этой реальности, о жажде жизни, о страхе смерти. О том, что человек всегда слаб и всегда хочет набраться где-то силы, и всегда входит в противостояние с очень сложным, огромным, таким жестоким, ни разу не благоприятным миром.
– Если поговорить о ваших спектаклях, один из последних – это "Холокост-Кабаре. Почему вас заинтересовала эта тема?
– Это очень острая история. Она заинтересовала, потому что она совершенно случайно попала ко мне в руки. Это очень крутой материал, очень острый, живой, там такой ряд вопросов стоит, на которые сложно отвечать, там человек в этой истории поставлен в максимально сложные обстоятельства, невозможные, как он проходит через это, чем и кем он становится, проходя через них, это очень интересная история.
–Вы выбираете для своих постановок такие современные пространства, как Эрарта. Где вы еще работали, и где бы еще хотели поработать?
– Я на самом деле работал в цирках, в театрах, в арт-пространствах, в лофтах, в академических театрах, я в этом смысле всеяден. Мне очень нравится то, что сейчас предлагается, я имею ввиду такие современные театральные пространства, где ты не связан каким-то форматом, тут может быть практически все, что угодно, любой синтез – вот это меня привлекает.
– Над чем вы работаете сейчас и куда можно пригласить наших зрителей?
– Мы надеемся в октябре играть спектакль «Холокост-кабаре», с удовольствием всех приглашаем. А на новой сцене ТЮЗа – летний день. Сейчас я работаю над спектаклем, но я не буду выдавать всех секретов, потому что суеверен и боюсь театрального бога, который может за небрежное отношение и разглашение тайн процесса, покарать меня.