Восьмого декабря исполнилось 25 лет с тех пор, как в Беловежской пуще была поставлена точка в истории СССР. За это время успело вырасти целое поколение, которое знает о жизни в Советском Союзе только из учебников и рассказов старших. Наш корреспондент Антон Цуман, который родился в год распада Советского Союза, собрал несколько таких рассказов.

Антон Цуман, корреспондент: «Когда 8 декабря 1991 года фактически умер Советский Союз, я буквально только-только родился. Поэтому о том, какая была жизнь в то время, я могу судить лишь по старым фотографиям и отзывам людей старшего поколения. Для отзывов и предложений всегда служила вот такая книга. Говорят, они были в каждом учреждении с привязанной на шпагате ручкой, чтобы не потерялась. И сейчас она поможет выяснить — что это был за феномен под названием СССР».

В Петербурге много уголков сохранивших или имитирующих советский быт. С легендарным «митьком» – художником Дмитрием Шагиным – мы встретились в одном из таких. Кафе на Кронверкском, на месте бывшего Гастронома №22. И при входе сразу же обращаем внимание на приметы того времени».

Дмитрий Шагин, художник: «Ох, сколько счетчиков. У меня друг художник жил в такой коммуналке, где было много счетчиков. Но у каждого ещё и свой стульчак был. И каждый со своим стульчаком стоял в очереди в туалет».

Любимый период Дмитрия Шагина – семидесятые. Время юности и традиционных дружеских посиделок на кухне, где можно было обсудить последние новости за обедом со стаканом настоящего индийского чая. Или чего-то покрепче.

Дмитрий Шагин: «Я помню, у нас собирались почти каждый день, просто вечером, после работы. Интеллигенция, конечно, предпочитала сухие вина, они были, конечно, качественные, болгарские, буквально рубль – бутылка».

А это – легендарная Пушкинская, 10. Её руководитель Юлий Рыбаков ведет нас по выставке, посвященной… выставкам. Нелегальным, подпольным экспозициям художников-нонконформистов. Причем иногда там действительно было темно, как в подполе.

Юлий Рыбаков, руководитель «Пушкинской, 10»: «Милиция пыталась нам помешать, выключала свет. Она ставила у входа человека, который проверял паспорта. И человек, который заходил — заходил в темноту. Но поскольку у нас был опыт подобных работ, каждый входящий получал свечку и мог со свечой пройти по экспозиции и посмотреть».

Квартиры маленькие, картин много, поэтому вешали их ковровой развеской — от пола и до потолка. Официально выставлять свои картины Юлию Андреевичу и его друзьям было попросту негде. Сюжетная цензура была настолько сильна, что порой доходило до курьезов.

Юлий Рыбаков: «Большая летящая птица — голубь. А на этом голубе сидит старичок в белых одеждах такой бородатый. Приходит комиссия — это же религиозная пропаганда! Снять немедленно! Другой его толкает в бок — Это же Солженицын!».

Свои первые открытки Виталий Третьяков начал собирать, экономя на школьных завтраках. Коллекция постепенно расширялась и вскоре на Пионерской улице появился целый Музей СССР. Куда специально приходят окунуться в свое детство и юность те, кто успел пожить в Советском союзе. И даже приводят своих детей и внуков.

Виталий Третьяков, создатель «Музея СССР»: «Трое мужчин, разных естественно, не сговариваясь, привели своих детей – 5, 6, 12 лет мальчикам. Я пап спрашиваю — почему? Потому что мы хотим показать нашим детям, как мы жили в СССР».

Причины такой популярности долго искать не надо — это чувство ностальгии по детству, о котором зачастую мы помним только хорошее. И даже какие-то недочеты, проблемы уже не кажутся такими серьезными.

Виталий Третьяков: «Да, иногда идеологи и политологи говорят — давайте о плохом будем напоминать. Особенно таким людям, как вы. Расскажем, что были очереди за колбасой, и так далее. Да зачем? Для людей, которые там жили, всплывает хорошее! Поэтому именно люди нашего поколения восстанавливают слово "столовая", "ресторан СССР", ещё что-то».

Можно сколько угодно спорить о том, хорошо ли жилось в СССР. Можно долго рассуждать, стало ли лучше или хуже после того, как Советский союз ушел в историю. Но как бы его ни хвалили или ругали, жизнь в СССР была. Просто после 8 декабря 1991 для 300 миллионов человек она стала абсолютно другой.