Специальный репортаж Алексея Михалёва о том, как в первые дни блокады была организована система городского хозяйства в Ленинграде.

Юрий Зинчук, ведущий: «К этой памятной дате мы подготовили наш специальный репортаж, посвящённый тому, как в первые дни блокады была организована система городского хозяйства в Ленинграде.

До сих пор в этой истории много белых пятен. Например, как на действующие заводы и фабрики осуществлялись поставки сырья в промышленных объёмах, которые и в мирное время трудно было обеспечить? Почему в условиях чрезвычайного положения, в котором оказался город не отменили хождение денег? Даже хлеб зачастую не раздавали по карточкам, а продавали за деньги. Почему крупный рогатый скот из совхозов и колхозов Ленинградской области эвакуировали перед началом блокады не в город, а куда-то в Кировскую и Вологодские области? А как объяснить скачок рождаемости 1943 – 1944 гг, когда город еще находился внутри вражеского кольца?

Огромное количество вопросов, на которые еще не одно поколение будет искать ответы. Но часть из них мы уже знаем. Об этом – в репортаже нашего обозревателя Алексея Михалёва».

Музей обороны и блокады Ленинграда. 75 лет потребовалось, чтобы на юбилейной выставке признать: даже в самые страшные дни город не только выживал, но и жил. Об этом говорят блокадные дневники.

Милена Третьякова, заместитель директора Музея обороны и блокады Ленинграда: «Человек пишет: сходил в Пассаж в ноябре 41-го и купил фотоаппарат ФЭД. Снимать на улицах можно было по разрешению».

Вот оно это разрешение. В домах же снимать не запрещалось. Но этим мало кто занимался: электричества не было. Его не хватало даже хлебозаводам. Очевидную логическую цепочку: нет электричества – нет хлеба, а стало быть, голод, высокая смертность, некому ремонтировать танки – осознают только в январе 42-го.

Кирилл Болдовский, историк: «Первоочередным было производство военной продукции. Но! Меры, которые предприняли для спасения населения в целом и квалифицированных кадров, которые обеспечивали производство этой продукции, начали предпринимать с неоправданными задержками».

Так считают не все историки. Иные уточняют: задача была в том, чтобы не допустить блокады, а не в том, чтобы безбедно ее пересидеть. Другое дело, что задачу эту выполнить не удалось. Но и запастись на год вперед было невозможно: для этого не хватило бы всех складов. К тому же Бадаевские показали, что это ненадежно и уязвимо.

Кирилл Назаренко, профессор СПбГУ: «Тогда в Сибири нужно было бы создать запасы продовольствия и всем туда уехать. Но это абсурд. И ещё одно соображение: нельзя мерками мирного времени мерить время военное».

Однако никакие стандарты военного времени не в силах оправдать элементарную безалаберность.

Алексей Михалёв, обозреватель: «Элементарный пример. 1939 год, Советско-финская война. В Ленинграде разворачивают эвакогоспитали. Массово завозят медицинское оборудование, больничные койки, прочий инвентарь. Потом все это свозят сюда, в мечеть, где в ту пору находился гигантский склад Ленгорздрава. Начинается Великая Отечественная. Открывают склад и – видят груду ржавого металлолома. Из-за плохих условий хранения все попросту пришло в негодность».

В итоге скальпель заменила опасная бритва, для переливания крови использовали бутылки из-под вина. Наперстянку – многолетнее растение для лечения сердца – ботаническому институту поручили вырастить немедленно, по приказу.

Дмитрий Журавлёв, заместитель директора Военно-медицинского музея: «И вот там двухлетнее растение вырастили за один сезон, им удалось это сделать».

Иными словами, думали о немощных сердечниках. Но не сразу озаботились безработными – без электричества десятки предприятий встали. И порой это означало голодную смерть.

Кирилл Болдовский, историк: «Многие считают, что по карточкам давали бесплатно. Но это не так. Если человек не получает зарплату – у него нет денег. Мало того: оплачивалось всё. Бесплатно ничего не было. Даже пребывание в стационаре для умирающих стоило, распоряжением Косыгина 7 рублей 70 копеек в день».

Стационары для истощенных гарантируют уход, но кормят там крайне скудно. Глава Ленгорздравотдела Мошанский идет на прием к Андрею Жданову с просьбой пересмотреть нормы.

Алексей Михалёв, обозреватель: «Предельно некорректная, если не сказать, жестокая дилемма. Жданов понимает, что, отдавая одному, неизбежно забираешь у другого. Впервые в истории Смольного, в этом коридоре, в этих кабинетах идет крайне драматичный торг. Мошанскому в итоге удается настоять на своем. Хотя, казалось бы: ну, что такое, с точки зрения физиологии, 50 г пищи? Пустяк. Однако для истощенных это имело психологический эффект. И он сработал».

Георгий Михеев  – сын управделами Ленинградского Обкома и Горкома партии Филиппа Михеева. В годы блокады он был частью того самого механизма, благодаря которому ходили трамваи, работали школы и театры, открывались бани, сохранялось все, что противится понятию войны.

Георгий Михеев, сын управделами Ленинградского Обкома и Горкома Компартии Филиппа Михеева: «Мы не говорим, что они белые и пушистые. Но они сделали главное: отстояли город».

Собственно, единственным зримым, весьма неоднозначным, упреком оказались снимки кондитерского цеха по производству ромовых баб. Впрочем, истинный адресат этой выпечки остался неизвестным.

Георгий Михеев: «Нет никаких указаний, куда шли эти ромовые бабы. Хотя во время блокады изготавливали и шоколад, и пиво, и вино».

Дело даже не в том, что в голодном городе продавалось пиво, что не так-то просто вообразить. В Ленинграде не иссякло нечто гораздо большее: продолжалась жизнь, росла рождаемость, люди не переставали любить.

Алексей Михалёв, обозреватель: «И вот как все это уживалось с царящим вокруг адом? Но в том-то и дело, что ментального ада не было. Было понимание того, что идет чудовищная нечеловеческая война, необходимо выжить. Ад появится потом, когда разблокируют город, отгремят залпы праздничного салюта и придет осознание пережитого кошмара и в том числе, казалось бы, несущественных на фоне всемирной бойни подробностей ленинградского блокадного быта».