Станет ли кризис толчком для развития отечественных производителей лекарств, узнала Елена Болдышева.

 

Юрий Зинчук, ведущий: «Лечение онкологических заболеваний всегда было недешевым. Курс терапии может стоить двести тысяч рублей, а может и пять и десять миллионов. В российских клиниках многие препараты для больных раком покупали за рубежом. Сегодня, когда доллар вырос почти в два раза, настолько же увеличилась и цена за иностранные лекарства. Как быть? Ведь далеко не все из необходимых больному раком препаратов внесены в список жизненно важных лекарств, когда цена на них зафиксирована. Есть ли альтернатива? Те, кто знает законы этого рынка считают, что нашу фармацевтическую промышленность из-за политики, которую в течение двадцати лет проводили зарубежные компании, медленно убивали. Виноваты, конечно, не только западные компании. Виноваты и наши официальные лица, которые сколачивали целые состояния на закупке лекарств за рубежом. Известны случаи, когда иностранные «партнеры» чуть ли не подкупали некоторых представителей медицины, предлагая им различные привилегии за выписку или закупку определенных препаратов. А как быть сегодня? Способны ли мы сейчас, в условиях санкций, сами производить что-нибудь, кроме анальгина и цитрамона? Как будем замещать импорт лекарств, без которых не смогут выжить тысячи человек. Елена Болдышева провела свое журналистское расследование».

 

«Нурофен» –  «Ибупрофен», «Вольтарен» – «Диклофенак», «Зиртек – «Цетиринакс». Похожие на заклинание средневекового алхимика названия лекарств понятны любому фармацевту. Но не все потребители знают, что между этими словами можно поставить знак равенства. В левой части иностранные препараты. В правой – их российские аналоги. Цена разная. Например, за французские таблетки от банального расстройства желудка в интернет-магазине просят 160 рублей. За такой же отечественный препарат — 8 рублей 50 копеек. Правда, покупать его хотят не все. Слишком долго людям прививали тягу к дорогим импортным пилюлям.

 

Дмитрий Морозов, генеральный директор фармацевтической компании: «Термин "откат" или оплата лекции врача, или вывоз представителей врачебной общественности за границу за свой счет с какими-то подарками — эта практика была привнесена нашими фармацевтическими коллегами из-за рубежа».

Заграничные «пряники» стали палкой в колесах отечественной фармацевтической отрасли. Некоторые врачи предпочитали выписывать импортные лекарства, хотя полки аптек «ломились» от таких же российских. Сегодня о них вспомнили. Вот только после двадцатилетнего забвения в российской фармацевтике кое-где образовались пустоты. Особенно, когда речь заходит о серьезных заболеваниях диагнозах, например, об онкологии.

Алла Чернобровкина, кандидат медицинских наук, заместитель директора НИИ онкологии им. проф. Н.Н. Петрова: «То, что существуют редкие лекарственные препараты, либо дорогостоящие, современные, которые только появились на рынке, то, конечно, пока аналогов нет отечественных».

Специалисты онкоцентра говорят, что лишь около 70% импортных лекарств можно заменить отечественными.

Теми, которыми мы пользуемся отечественными препаратами, они абсолютно аналогичны, то есть стандартные химиопрепараты они абсолютно аналогичны.

В Петербурге производят лекарства для онкобольных. И аналоги зарубежных, и абсолютно новые. В 2015 году начнутся первые доклинические испытания инновационного российского препарата от меланомы кожи. Уже летом появится первый отечественный препарат для лечения метастатических опухолей.

Руководитель лаборатории пытается объяснить смысл проводимых здесь операций.

Тимофей Неманкин, руководитель лаборатории, кандидат биологических наук: «В эту систему попадают разнообразные библиотеки с моноклональными антителами, которые содержат миллиарды различных антител».

Верим на слово. Лекарства этой российской компании поступательно завоевывали рынок. Хотя конкуренция была нешуточная.

Елена Болдышева, корреспондент: «Одна из серьезных причин, которые долгое время тормозили развитие отечественной фармацевтической индустрии, по мнению экспертов, были "откаты". Покупая более дорогие импортные лекарства, ответственные за такие закупки могли получать больше денег, чем если бы покупали их у российских производителей».

Как рассказывает директор компании, был случай, когда они снизили первоначальную стоимость тендера в десять раз. Сегодня производители считают, что лазейки для нечистых на руку снабженцев разных уровней скоро вообще могут исчезнуть.

Дмитрий Морозов, генеральный директор фармацевтической компании: «Если мы переходим на долгосрочные 3-, 7-летние контракты, это значит, что мы фиксируем цену в рублях, мы не подвержены изменениям курса доллара. Просто нужны новые формы. Очевидно, что старая схема покупки флаконов, и, очевидно, что чиновникам из здравоохранения пора понять, что схема все равно поменяется».

Активность зарубежных поставщиков после скачка доллара снизилась в два раза. Минус в импорте стал плюсом для развития отечественной фармацевтики. Но как бы оптимистично не выглядела картина, в лечении онкозаболеваний есть моменты, на которые не могут повлиять даже самые радужные прогнозы. Лейкоз. Рак крови развивается из одной клетки костного мозга.

Анна Косарева, директор по развитию благотворительного фонда: «Он приходит в клинику и ему говорят — лечение будет оказано после того, как ты найдешь себе донора. В России регистров нет. Родственные доноры есть у 10%. Остальные должны искать в международных регистрах. Поиск стоит 20 тысяч евро на человека».

Создание российского регистра, по мнению сотрудников фонда, самая главная задача. В ее решении важно не дорогостоящее оборудование, а желание людей попасть в список потенциальных доноров, большинство из которых сегодня находят в Германии. Там каждый шестой гражданин считает своим долгом сдать 250 миллилитров крови, чтобы попасть в реестр доноров. В России таких пока тридцать тысяч. Из 140 миллионов.