ВЛАДИМИР ЯКОВЛЕВ, учёный и политический деятель, кандидат исторических наук, заслуженный работник культуры России:

Я первый раз целовался возле Михайловского замка. Это было после школы в 1955 году. И с тех пор Михайловский замок меня как-то манил. Там много странного: и памятник Петру, не похожий на Петра для меня, Кленовая аллея, на которой нет кленов и не было, Марсово поле. Я не знаю более красивого города.
Отца я практически конечно и не помню. Отец ушел на фронт, к сожалению, вернулся уже тяжело раненным. Он замерз в госпитале, который размещался в Институте имени Герцена. Мама пришла в тот день, когда всю замерзшую палату вывозили в грузовике, и бегом на Пискарёвку. Слава Богу, застала ещё тех девочек, которые закапывали. Она запомнила это место. Пискарёвское кладбище 175 столбик. Жизнь блокады — это страшная жизнь. Те, пережили блокаду, кто могли рассказывать — не рассказывали. А я ещё был маленький.
Я понимал, что я гуманитар. Я пришёл поступать на исторический факультет Ленинградского университета. Сдал там 36 экзаменов — все на «5», я получал ленинскую стипендию. Мне невозможно было иначе, потому что мама ткачиха, пенсия, я помню 58 рублей 03 копейки, коммунальная квартира. Я работал грузчиком. Это была нормальная жизнь. Так жили все, потому что сказать, что жили бедно, это мало, что сказать.
То, что делом моей жизни стало изучение и преподавание истории Петербурга, я обязан доценту исторического факультета Мелентию Олеговичу Малышеву. Человек фантастических знаний. У нас сложилась такая традиция, особенно после партсобрания — мы шли по набережной Красного флота, а рассказывал он о дворянских особняках. Я ленинградец, но вот когда появился человек, который рассказал мне а что это, меня повернуло от просто интереса к Петербургу к реальным показам.
Я не думал, что я буду исследователем. Я рассказчик. Не люблю писать, я люблю рассказывать. Мне кажется, что людям интересно, потому что можно и спросить что-то.
А Петербург — неисчерпаемый просто, совершенно неисчерпаемый.
В 1992 году Александр Анатольевич Собчак предложил мне место председателя Комитета по культуре. Я отказался от этого, но через год он повторил предложение уже на другом уровне. Вице губернатор, который курирует всю духовную жизнь города. Два с половиной десятка театров, и Эрмитаж, и Русский музей… Только чтобы Военно- морской, военный, музей не входил в сферу моей какой-то ответственности. Это было ощущение постоянной работы. У меня две папочки было на краях стола: перспективные и срочные. Срочный, конечно, было всегда больше
Вот культурная столица как получилось. Министр культуры Евгений Сидоров и ваш покорный слуга. Я говорю, Женя, давай сделаем эксперимент — на один год объявим Петербург культурной столицей России. Потом Смоленск, Псков — в нашей стране не может быть одной культурной столицы, даже такой город, как Петербург. Эта идея очень понравилась. И вот в академических залах Русского музея Борис Николаевич объявляет Петербург культурной столицей. Куда исчезло слово «на один год», я не знаю.
Захоронение Николая II — это моё дело. Я никогда не предполагал, потому что спецкурс, который читал на историческом факультете Университета, назывался «Кризис верхов накануне Февральской революции». И вдруг я! Я был председателем городской комиссии здесь. А где хоронить? Три претендента: Екатеринбург, Москва… В меня была простая позиция — у нас давно Екатерининский предел в соборе Петропавловской крепости, родовая усыпальница. И началось. Ощущение было такое, что мы сделали очень большое дело. Закрыли 20 век в России. Покаялись.
В 1991 году, когда обсуждали возвращение имени Петербурга, я голосовал за Ленинград. Мне казалось, ещё рано, мы ещё не доросли до этого города. Когда он отметил трёхсотлетие, да, он стал Петербургом. И я доволен тем, что мне пришлось хоть какое-то участие принять в жизни этого города.