Людмила Улицкая рассказала о биологии, жизни, политике и благотворительности.
С писательницей, сценаристом встретилась корреспондент «Времени суток» Татьяна Элькина.
ТАТЬЯНА ЭЛЬКИНА,корреспондент: «Почему именно биофак Вы выбрали для получения высшего образования?»
Людмила Улицкая,писательница: «Мне не надо было особенно выбирать, мама была биохимик и я с детских лет всегда приходила к ней в лабораторию и попадала под обаяние стекляшечек, пробирочек. Это было просто восхитительно. Это вполне определило выбор профессии».
ТАТЬЯНА ЭЛЬКИНА,корреспондент: «Сразу после окончания МГУ вы работали в лаборатории».
Людмила Улицкая,писательница: «Это был институт общей генетики. Это было очень хорошее для науки место. Я там очень недолго проработала. Потом лабораторию нашу закрыли».
ТАТЬЯНА ЭЛЬКИНА,корреспондент: «Из-за самиздата?»
Людмила Улицкая,писательница: «Да».
Татьяна Элькина, корреспондент: «Какие были книги? Что вы тогда пытались печатать, каких авторов?»
Людмила Улицкая, писательница: «Вы знаете, дело в том, что самиздат времен нашей молодости был совершенно колоссальный. В самых разных направлениях. По генетике мы пользовались книжками, которые пролежали очень долгое время не выдаваемыми в библиотеке университетской. Даже в области профессиональной были книжки, которые к нам вернулись после долгой отлежки.
Что касается самого самиздата, во-первых, конечно, это был для меня, в первую очередь, поэтический самиздат, который для меня открыла Наташа Горбаневская, с которой мы дружили. И Бродского, и Рейна и многих тех поэтов, которых не печатали я получила из рук Наташи. И книжечки первые самодельные тоже, конечно, у меня были. Я их не так давно отдала в Музей Мемориала. Они ездят сейчас по всему миру с выставками.
Кроме поэтического самиздата был, конечно, и политический. И это целая серия, огромная серия книг- начиная от Авторханова, потом, в конце концов, до Оруэлла дожили. Первый «Архипелаг ГУЛАГ» мы тоже читали, в перепечатанном, постранично передавали с рук на руки.
Во времена моей молодости мы очень любили читать трудные книжки. Вся русская философия была прочитана именно тогда. Бердяев и Розанов – все эти книжки были либо дореволюционного издания, либо перепечатанные. И потом, когда в 90-х годах появились в магазинах, оказалось, что они никаким успехом не пользовались, потому что те, кому нужно было их прочитать – прочитали их раньше. Даже опасный том «Архипелаг ГУЛАГ» лежал тогда на перекрестках и на переходах в метро, в общем он мало кому был интересен.
Книжка с трагической судьбой, я считаю. Потому что «Архипелаг ГУЛАГ» был прочитан и понят гораздо, в большей степени на Западе. Это был момент, когда от коммунизма отвернулись очень многие, большое количество левых. А вот что касается России, то это, видимо, не произошло. Потому что тот факт, что в конечном счете мы оказались в стране, где бывшее КГБ занимает такую высокую позицию. Это все-таки значит, что, видимо, плохо прочитали эту замечательную книгу, это большое историческое исследование, которое касается жизни биографии страны всей. Не говоря уже о миллионах людей, которые под этот каток попали. Это история страны. И сегодня как-будто бы про это немножко забыли, это плохо».
Татьяна Элькина, корреспондент: «Вы как-то рассказывали, что вашу лабораторию генетическую закрыли, всех сотрудников отправили в КГБ на допрос и провели его там с раннего утра и до позднего вечера. Какие вопросы вам тогда задавали?»
Людмила Улицкая, писательница: «Ситуация была такая, что арестовали машинку пишущую, машинка была моя. Отдали машинистке для того, чтобы она для нас что-то перепечатывала. Дело в том, что нас было пять человек. Самое поразительное то, что мы вели себя исключительно глупо. Все эти пять человек вели себя исключительно благородно. Потому что каждый из нас говорил: «Мое, мое, это я купил на углу эту книжку». Хранение, распространение запрещенной литературы – за это давали от пяти до семи лет. И потом это был такой момент опасный в жизни. Мы все себя вели потрясающе глупо. Потому что с нами разговаривали профессионалы, а против профессионалов очень трудно стоять любителю».
Татьяна Элькина, корреспондент: «Но никого же не посадили при этом?»
Людмила Улицкая, писательница: «Нет, нет. Просто закрыли лабораторию и все. Это просто поменяло мою судьбу. Потому что не была бы я писателем. Сидела бы себе в лаборатории и была бы очень счастливой. Мне очень нравилась биология, мне очень нравилось то, чем я занималась, и сама бы я не ушла ни за что».
Татьяна Элькина, корреспондент: «И вам пришлось искать новую работу. Для вас это было мучительно?»
Людмила Улицкая, писательница: «Это было не мучительно, это был такой неожиданный поворот совершенно. Потому что я девять лет не работала. У меня мама болела, умирала, потом родился один сын, потом — второй сын. И прошло девять лет, прежде чем возникла необходимость. Я еще с довольно маленькими детьми развелась с мужем, надо было искать работу. Я понимала, что в генетику я уже не попаду, потому что за десять лет наука на порядок возрастает».
Татьяна Элькина, корреспондент: «Это был конец 70-х, правильно?»
Людмила Улицкая, писательница: «Да, а в 1979 году я поступила уже на другую работу, и это был уже театр. Это была абсолютная случайность, совершенно полная авантюры. Это изменило мою жизнь».
Татьяна Элькина, корреспондент: «Вы были завлитом».
Людмила Улицкая, писательница: «Да. В обязанности завлита входило довольно много всякой писанины, начиная с деловых писем, иногда для газет надо было что-то написать. Потом приносили пьесы, и надо было их прочитать и сказать: «О, Боже, какой кошмар!». И начала я как-то с пьес. Тогда я написала свою первую пьесу».
Татьяна Элькина, корреспондент: «Это то, что Лия Ахеджакова?»
Людмила Улицкая, писательница: «Это написано именно тогда. Называлась она «Мой внук Вениамин», и сейчас свою судьбу эта пьеса обрела, на самом деле несколько лет тому назад, потому что она долгие годы лежала у меня среди бумаг».
Татьяна Элькина, корреспондент: «Это правда, что вы писали эту пьесу видя в образе главную героиню исключительно Лию Ахеджакову?»
Людмила Улицкая, писательница: «Да, я видела Лию Ахеджакову. Я была начинающим автором, а Лия была знаменитым актером тогда, поэтому до нее я не смогла достать тогда».
Татьяна Элькина, корреспондент: «Теперь уже о ваших книгах поговорим. «Даниэль Штайн, переводчик», на 501-й странице вы пишите: «В душе я чувствую, что прожила важный урок с Даниэлем. Совершенно не имеет значения, что ты веруешь, а значение имеет только твое личное поведение». У вас же была одна личная встреча непосредственно с прообразом этого героя – Даниэлем Руфайзеном, человек удивительной судьбы. Какое влияние он на вас оказал, вот тогда ли мысль о важности личного поведения он в вас заложил?»
Людмила Улицкая, писательница: «Он был у меня в доме в 1993 году, а книжку я написала лет десять после этого события. И я очень боялась к ней подступаться. Я все время думала: «Может, найдется какой-нибудь человек, который об этом напишет, но он все не находился. И в какой-то момент я поняла, что я должна ее написать. Его уже не было в живых. Я думаю, если бы он был жив, я бы не решилась ее написать. Он рано довольно умер. Это была очень тяжелая для меня работа. И потребовала от меня огромного чтения, огромного и трудного чтения. Надо сказать, что последствия были велики. Когда я с ним познакомилась, я была в довольно таком кризисном состоянии. После того, как я всю эту работу проделала, я поняла очень важную вещь, что кризис – это замечательное состояние. В тот момент, когда у тебя рушатся какие-то основания жизни, которые ты выстраивал всю жизнь и пытался создать цельное мировоззрение, а потом это все вдруг рухнуло, то это сделало меня свободным человеком. Больше у меня нет идей создать такую для себя систему, в которой все согласовывается, одно вытекает из другого — и такая логичная картина».
Татьяна Элькина, корреспондент: «А вы пытались?»
Людмила Улицкая, писательница: «Пыталась, конечно. Очень даже пыталась. И когда я поняла, что это Даниэлю Штайну не удалось, то нечего и мне туда стремиться. Поэтому все рухнуло. Я почувствовала, что я по колено в обломках, почувствовала себя свободной. И это замечательное состояние, в нем я до сих пор пребываю».
Татьяна Элькина, корреспондент: «А эта свобода от чего? От каких-то внешних факторов?»
Людмила Улицкая, писательница: «Я не один десяток лет топталась в такой христианской, скажем, зоне, и это было достаточно напряженное большое чтение. Надо сказать, что были многие противоречия, которые мне не удавалось разрешить. Когда я прошла мой опыт с Даниэлем Штайном, то я перестала надеяться на то, что я когда-нибудь словлю за хвост истину. Я думаю, хорошее поведение, действительно, важнее, чем хорошее верование».
Татьяна Элькина, корреспондент: «Еще один ваш роман «Лестница Якова», и написан он с опорой на переписку вашего дедушки с вашей бабушки. В этой истории есть героиня Нора – это их внучка. И я когда читала эту книгу у меня было невероятное ощущение того, что Нора — это вы, от части хотя бы. Это ощущение оправдано?»
Людмила Улицкая, писательница: «От части. Вы знаете я никогда не была театральным художником. И мой опыт присутствия в театре был не так уж велик. Бабушка моя, действительно, пыталась стать актрисой. В общем карьера артистическая у нее не сложилась. Но какую-то привычку она мне дала. Скажем, кто может похвастаться тем, что видел Пола Скофилда в роли Гамлета? Я. Он единственный раз приезжал в Москву. Это был 1953 год или 1955 год, и бабушка меня взяла на этот спектакль».
Татьяна Элькина, корреспондент: «Вы это помните?»
Людмила Улицкая, писательница: «Мне было 10-12 лет. Какие-то прививки я получила в детстве. В театре я немножко проработала года три, пьесы до сих пор иногда пишу».
Татьяна Элькина, корреспондент: «Но если вернуться к персонажу – к Норе, ее взаимоотношения с детьми похожи на ваши взаимоотношения с сыновьями?»
Людмила Улицкая, писательница: «Если принять во внимание, что у меня был вечер в Москве, на котором мой сын взял гитару и рассказывал о музыке, немножко поиграл. Речь шла об этом романе, подумала, что все получается именно так, как придумано. Так иногда бывает. Это всегда знак очень большой удачи писательской, когда ты придумал, а оно оказывается именно так. Самым поразительным событием такого рода был момент, когда я приехала в Израиль. Встретилась в Израиле с католическим монахом, которого прислали на место умершего уже Даниэля Руфайзена, а ведь финал придумала я чисто из головы. Потому что финал такой: он едет в машине, происходит автомобильная катастрофа, он падает в пропасть, машина загорается и все это происходит на том месте, где когда-то было огненное вознесение пророка Ильи ровно на горе Кармель. В тот день, когда он погиб, ему пришло письмо из романа, что емузапрещают служить. И я была очень довольна таким финальным ходом. Вот когда я встретилась с этим монахом, который сидел на месте Даниэля – на его приходе, он мне задумчиво сказал: «Все-таки как жизнь устроена мудро. Ведь он так и не получил запрещение к служению». У меня прям глаза на лоб полезли».
Добавляйте телеканал «Санкт-Петербург» в список ваших источников «Яндекс.Новостей».
