Задолго до открытия этой выставки всевозможные печатные СМИ пестрели заголовками: «10 причин, почему нужно пойти на выставку Ансельма Кифера», «15 правил жизни Ансельма Кифера», «20 фактов из биографии господина Кифера».

В итоге кажется: даже если кто-то и не знал об этом немецком художнике, алхимике и каббалисте, ко дню открытия его первой в России персональной выставки, точно был в курсе, зачем нужно идти в Государственный Эрмитаж. Вячеслав Резаков оказался в числе первых зрителей.

Ржавая подводная лодка дрейфует с полотна на полотно, затонувшая в омуте времени, несомая течением его вечных скорбей. Знаковая деталь — как клеймо, которым Ансельм Кифер отметил работы, специально написанные для персональной выставки в Эрмитаже.

В течение всего последнего года немецкий художник создавал свое посвящение Велимиру Хлебникову. Авангардист, чаще всего вспоминаемый у нас как новатор поэтического языка, привлек внимание западного живописца своими нумерологическими теориями. Поэт полагал, что в датах масштабных исторических событий — сражений, битв — есть циклические закономерности. Мысль о том, что время — мера мира, оказалась общей для русского мистика и немецкого художника. И не только она.

Пространство, необходимое для эксперимента Кифера, было специально создано в Николаевском зале. Восьмиметровые белые стены закрыли классический интерьер для шпалерной развески его внушительных работ. Полотна порой в два человеческих роста с поистине трехмерной живописью, где мазок — выхлест краски, застывший многофактурным ломтем размером с кулак. Просто следуя за пространственным рельефом взгляд неизбежно перемещается от общей композиции рисунка вглубь самой живописи.

Еще одна параллель между Хлебниковым и Кифером — в подзаголовке экспозиции:  «Судьбы народов». Ансельма Кифера долгое время занимала тема национальной вины Германии. А готовя выставку к столетию революции в России, он вспомнил русского поэта, который предсказал этот катаклизм. Люди, годы — жизнь превратились в затонувшие корабли, колеи дорог и парящие книги. Все о тщете человеческих борений, неисповедимости пути и веры людей в мир, у которого меж тем есть и смысл и оправдание.