Кого ловили дети в те времена, когда не было покемонов, какой флаг несут оловянные солдатики XXI века и как делали селфи русские балерины 100 лет назад. О детских увлечениях вне времени рассказывает Евгения Альтфельд.

Юрий Зинчук, ведущий: «Все мы в детстве играли во дворе — разными компаниями, в разные игры. Классики, резиночки, вышибалы, в слона, в попа, в прятки, в пробки — перечислять можно долго. И играли до темноты, до крика мамы, которая звала с балкона идти домой, потому что уже пора спать. Нынешнее поколение тоже очень много играет. Может быть, даже больше чем мы, рождённые в СССР. Но в другие игры и с другими устройствами. Игры нашего двора — какими они были, и какими стали. Евгения Альтфельд сравнила две эпохи».

Эти две фотографии сняты с разницей в сто лет. Автор коллажа остроумно подметил — мир не сильно меняется.

Андрей Голубев — фермер. Выращивает кур и пшеницу. Правда, с петухами не встает, кормит птиц и засеивает поле одним движением пальца. Деревенский колорит заменяет электронное кудахтанье .

— А тебе было бы интересно реальное животное вырастить?

— Корову.

— Так ее же доить нужно.

— Тогда не хочу.

Атмосфера культового фильма Сергея Соловьева нынешним мальчишкам не близка. В детстве Борис Павлов, как и сотни своих сверстников, пропадал с отцом на голубятне. Некогда повальное увлечение в XXI веке стало редкостью. Из 2 тыс. заводчиков голубей в Петербурга осталось 150.

Борис Павлов, заводчик голубей: «У меня четверо детей и только дочке попал этот ген. Она дрожит, как я когда-то дрожал в голубятне. Это павлиний голубь называется. Сейчас потанцует, будем просить ее. Вот она, девочка. И цвет у нее желтый, редкий, ровный».

Для заводчика история едва ли не важнее зоологии. За выведение новой породы крестьянам давали вольную, казаки истребляли птиц, которые садились на чужой дом, а голубиный пирог, популярный в старой Европе не прижился в России, где голубь — не еда, а символ.

Борис Павлов, заводчик голубей: «Это лучше чем другие пороки. Жена четко знает, где папа, папа на голубятне. С Марусей. Маруся, рядом сядь».

Охота на карманных монстров — именно так в переводе с английского звучит «Покемон» — захлестнула и Петербург, хотя официально в России еще не вышла. Мы с Андреем пополнили список из 100 млн искателей покемонов по всему миру.

— Ура, мы поймали покемона

Андрей считает, что охоту на виртуальных человечков можно сравнить с поиском клада. Не имея пиратских сокровищ, советские дети придумывали свои.

Евгений Альтфельд, корреспондент: «Ты, вообще, секретик видел когда-нибудь настоящий? Нет? Смотри и учись. Кладем фантик — у меня коллега на работе батончик ел — я фантик забрала. Потом стеклышко, присыпаешь. Покемонов-то не было, надо же было за кем-то охотиться. Не только игры не было, ничего не было, планшетов как люди жили?».

Любое действо — обед с коллегами или съемку сюжета — теперь принято фиксировать — селфи. В мире за одну минуту появляется 2,5 млн снимков. Андрей говорит, что это занятие для девчонок, но не отказывает в просьбе.

Возможно, через сто лет наше фото окажется в альбоме какого-нибудь коллекционера, который, как Евгений Гуров, будет составлять энциклопедию старой России по черно-белым селфи. Военачальники и чиновники, актрисы и балерины — все делали свои портреты и в качестве открыток продавали в киосках на Невском проспекте. С единственной целью — саморекламы. А вот самое первое русское селфи — снимок Льва Толстого с подписью 1862 год — «сам себя снял».

Евгений Гуров, коллекционер: «Карточка появилась в 1895 году именно с разрешения императора, до этого были только маркированные государством. Это как ваше селфи, кому что в голову взбредет».

Теперь стоимость фотографии, к примеру, русской балерины Карсавиной с автографом доходит до 100 тыс. рублей. Несмотря на это коллекционеров в Петербурге в десятки раз меньше чем в советские годы, когда и взрослые и дети собирали все — от марок до вкладышей от первых заграничных жевательных резинок.

Дворовая войнушка XXI века — виртуальные трансформеры. Есть реалистичные игры по мотивам Великой Отечественной, но Андрей их не любит. Лучше фантастические бойцы — без крови и эмоций.

Максим Веретельников до сих пор играет в солдатики. На макетах, которые в деталях воссоздают местность и ландшафт исторических сражений, он ведет свои бои. Полководцы отдают приказы, длина выстрела высчитывается по линейке.

— Хочется проявить себя полководцем в определенном смысле слова.

На выбор — герои любой эпохи: от офицера Суворовской армии и революционного матроса до современного ополченца — кому что ближе.

Максим Веретельников: «За небольшую толику можно получить армию».

Евгений Альтфельд, корреспондент: «Сколько стоит армия русская?».

Максим Веретельников «В 72-м масштабе пластиковую армию можно тысячи за 2-3 приобрести».

Евгений Альтфельд, корреспондент: «Буквально полгода назад в Петербурге появилась серия современных миниатюр, одна из них посвящена Донбассу. Доброволец, ополченец Новороссии с флагом, башня донецкого аэропорта в дыму и на злобу дня — удар по ИГИЛ — ракета, пущенная с корабля Каспийской флотилии. Войнушка — игра, которая никогда не устареет».

Да и прочие страсти и увлечения не меняются — появляются лишь новые формы. В XXI веке от реального мира нас отделяет граница, проходящая по экранам мобильных телефонов. В то время как наши предки чертили эту грань газетными полосами.