Эрмитаж начал использовать новую систему маркировки музейных экспонатов. По словам Михаила Пиотровского, способ нанесения невидимых пометок будет использоваться в музее повсеместно.

Разработано шесть видов бесцветной маркировки: для холста, дерева, бумаги, стекла, фарфора и керамики. Есть и специальные методики нанесения составов. Разработана система, которая позволяет распознавать маркировку при помощи звука и ультрафиолета. Эти инновационные идеи нужны для того, чтобы более жестко систематизировать контроль за экспонатами. исключить возможность их подлога или замены. На таможне по этой маркировке очень легко можно будет определить, что за культурную ценность пытаются вывезти за границу и откуда она. Для маркировки используется очень малое количество вещества, под микроскопом это точка, можно сравнить с частицей пыли. Но для музейного дела — это очень большой шаг на пути сохранения художественных ценностей и преграда для мошенников, чтоб эти ценности не попадали на черный рынок антиквариата.

Юрий Зинчук, ведущий программы «Пульс города»: «Кстати, сейчас, после предъявленного обвинения одному из авторитетнейших экспертов в области художественной экспертизы — госпоже Баснер, эта тема обрела особую актуальность. Что происходит на рынке анитквариата. А по нашим сведениям, там сейчас начался передел сфер влияния. Чем это вызвано и какими последствиями обернется? Елена Болдышева погрузилась в этот скрытый от посторонних глаз мир очень больших ценностей, больших денег и больших обманов».

Елена Болдышева, корреспондент: «Шедевры рождает талант. Но там, где пахнет большими деньгами, они появляются благодаря грамотному пиару и вескому экспертному заключению. Формула работает на 100%, особенно, если покупатель не только ценитель прекрасного, но и инвестор. На рынке антиквариата таких достаточно».

Продавцы убеждали — пейзаж написан русским художником, оказалось — Франция. XIX век. Ценности не представляет. Алексей Генслер уже пытался собирать французских мастеров, но XVIII века. Повезло лишь три раза. Затем пошли одни фальшивки. С мечтой о коллекции пришлось расстаться.

Алексей Генслер, коллекционер: «Началась волна подделок, как только начал открываться рынок. Стали вывозить с Запада огромное количество работ, стилистически близких к работам русских художников, и переписывать, изменять фамилии, подписи авторов».

С начала 2000-х западные произведения искусства в Петербург прибывали контейнерами. Их покупали на блошиных рынках Европы за копейки. Чтобы продать дешевку с бешеной прибылью вместо имени безвестного европейского «малевальщика», ставили подпись русского художника.

Григорий Голдовский, руководитель отдела живописи XVIII — середины XIX века Государственного Русского музея: «Работа неизвестного художника стоит 5 тысяч долларов. Если эта работа после исследования становится произведением Брюллова, были такие случаи, она будет стоить 1,5 миллиона долларов».

Для убедительности нужны документы о подлинности. В Русском музее исследование стоит 25 тысяч рублей, но музейщики несговорчивы, и мошенники обращаются к независимым экспертам. Их цена за подтверждение лжеавторства — от 40 тысяч долларов. Недавно в России стали издавать каталоги подделок, в которых львиная доля информации взята из заключений сотрудников Русского музея. В столице антиквариата — Петербурге — производство старинных раритетов давно поставлено на поток.

Лариса Генслер, коллекционер: «Все, извиняюсь, Рубенсы, они в музеях. Их вот нету, а вот мне хочется. Художник-копиист в состоянии сделать неотличимую копию. Неотличимую».

Любой каприз за ваши деньги. Напишут все — от «маленьких» фламандцев до православных икон.

Елена Болдышева, корреспондент: «Круглый рынок на Марата. Здесь в 80-х был мебельный магазин. Комиссионка. Как только пришла мода на полированные гарнитуры из ДСП, сюда понесли бабушкины шкафы. С утра выстраивались очереди художников, которым нужны были изъеденные жучком «задники» от старинной мебели — ведь на таких же досках когда-то творили и далекие фламандцы, и отечественные иконописцы».

На крючке у мошенников иногда оказываются опытные коллекционеры.

У мошенников есть тысячи способов обмана ценителей искусства. Краски снимают со старых картин. Паутинку трещин делают лаком или перепадом температур. Бумагу для акварелей берут из старинных книг.

Вадим Серебряков, коллекционер: «Эту вещь, по нашей информации, делали в Одессе. Работа филигранная. Очень интересная. Расслоили бумагу и вот это изображение самой марки вносят в другой материал. Микроны».

Нумизмат демонстрирует свою коллекцию фальшивок. Все до одной монеты сделаны в наше время.

А ведь монета в руках старушки могла быть подлинной. Серьезные коллекции начали создаваться еще в блокадном Ленинграде. В 80-х Александр Страхов работал в РУВД Петроградского района и слышал разные истории от антикваров.

Александр Страхов, коллекционер: «Картины, которые в блокаду продававшись за кусок хлеба, менялись на кусок сахара и так далее. Люди, которые тогда занимались этими некрасивыми делами, потом эти картины легализовали».

Раритеты из блокадных коллекций оказались в разных собраниях. Антиквары умирали, дело их жизни продавали или передавали в дар музеям. Так поступила некоронованная царица антиквариата Петербурга Валентина Голод. За ее собрание боролись Эрмитаж и Петергоф. Сейчас коллекция находится в Шереметьевском дворце.

На рынке старины крутятся миллиарды, а вокруг них — мошенники. В Петербурге за ними присматривал 9-й «антикварный» отдел. Но в феврале этого года появилась шокирующая информация — легендарный отдел расформировали и уникальные сыщики остались не у дел. Как говорится, «кот из дома — мыши в пляс». Ведь часто одураченные мошенниками коллекционеры о подделках не рассказывают. Во-первых, коллекция обесценивается, а во-вторых, и фальшивка со временем становиться антиквариатом. Вот и ждут, пока шедевр «отлежится» или «отвисится». Многие вообще не знают, что в их московские, нью-йоркские, лондонские особняки и квартиры украшают фальшивки.